Тайная война в Лукоморске - Страница 18

– Натурально и выглядел - черный, як ночь, и лошадюка под ним черная, и бешмет черный, чтоб ему пусто было!

– Вы, гражданочка, не убивайтесь, - деликатно сказал, кашлянув в кулак, Павел Гнатюк. - Папашка ваш тоже еще тот фрукт был. Если б не Черный сотник, так мы бы рано или поздно до него добрались.

– Грех вам! - неуверенно сказала молодица. - Наговариваете вы на нашего папашку, смирный и набожный был человек - мухи не обидел!

– Ну, может, мух-то он и не обижал, - задумчиво согласился Гнатюк, присаживаясь на корточки и внимательно разглядывая след сабельного удара. По случаю выезда одет он был в черную черкеску с костяными газырями, галифе синего сукна и мягкие короткие сапоги. - Вот за людей - не скажу. Ну что, по коням?

Выбежал во двор, пружинисто кинул тело в седло:

– Отряд! Рысью! Марш!

«Экий неукротимый!» - едко подумал Антон, трогая поводья коня.

Жеребчика ему и впрямь подобрали спокойного да послушного, потрусил он вслед за вытягивающимся по улице отрядом частей особого назначения без особой охоты, скорее, из стадного чувства и желания быть среди более опытных лошадей.

Тепло стремительно набирало силу, уже жужжали в воздухе пчелы, отправляясь к деревьям, окутанным розово-белым цветом, уже карагач на склонах невысоких кривобоких гор начал покрываться мелкой клейкой листвой, и совсем не хотелось думать о политике, о классовой борьбе, о необходимости стрелять друг в друга. Весна зарождением природной жизни подавала людям пример единения, но разведенные по сторонам идеями и тягой к убийству люди не слышали ее зова, не понимая, что если вовремя не остановиться, безжалостный Молох, воссевший на трон, сжует и их.

Глава десятая

Александр Кумок маялся бездельем.

Бывают такие дни - пить не хочется, есть не хочется, к картам прикасаться тошно, а любовница Кумку надоела, только вот оказалась она не той женщиной, с которой легко сойтись и еще легче расстаться. От хандры человека может избавить яростная сабельная рубка или добрый вооруженный грабеж, когда адреналин словно кипит в крови. Но в Лукоморск после известных событий банда Саши Кумка входить не решалась, а грабить проезжего человека - только время напрасно терять: ни денег от того, ни почестей особых.

– Шура! - капризно протянула бывшая артистка. - Вы совсем забыли обо мне!

Была она в черном одеянии, алом платке и длинных, до локтя, перчатках.

– Я занят, - раздраженно сказал Кумок. - Вы очень некстати, мадемуазель!

– Это отговорки, - с видимым раздражением сказала Мария Семенова. - Я сплю одна уже пятый день. Вам не кажется, что благородные люди так себя не ведут? Если рядом с женщиной начинает пустовать подушка, она всегда может найти того, кто согреет постель!

Они разговаривали по-французски, пусть и с нижегородским прононсом, а потому не особо опасались, что их кто-нибудь поймет.

– Разве я против? - широко осклабился Кумок. - Дорогая, дайте повод, можете поверить на слово, я воспользуюсь им самым достойным образом!

– Сукин сын! - чарующе усмехнулась мадемуазель Семенова. - Нет, вам не удастся отделаться от меня так просто! Я слишком молода, чтобы умереть.

Хандра, хандра… Даже спорить с любовницей Александру не слишком хотелось. Он уже намеревался встать со скамьи, чтобы отвесить Марии хорошую оплеуху и тем перевести их отношения на новый уровень, но тут за окном послышались голоса, щелкнул выстрел из обреза, и Кумок, чувствуя облегчение, поспешил на крыльцо.

– Батька, - сказал начальник взвода конной разведки Басюк. - Пленных взяли!

Пленных оказалось двое.

– И мандаты при них, - сказал Басюк. - Чекисты, батька! Кумок обошел пленных. Те, в свою очередь, разглядывали его без особого страха, но и подобострастия не выказывали.

– Красные комиссары, значит, - заключил Кумок. - Редкие птички. Так что с ними делать, братва?

Вокруг загалдели, но и прислушиваться к голосам бандитов не стоило: придурку было ясно, чего желают ограбленным те, кто добротные кожаные пальто уже считают своими.

– К стенке, значит? - спросил пленных Кумок. - «Интернационал» изволите спеть или «Вы жертвою пали в борьбе роковой…» вспомните?

– «Гоп со смыком» я вспомню, - сказал чернявый пленник. - Саша, ты и в самом деле меня за красноперого держишь?

Кумок с интересом повернулся к нему.

– Знакомый? - спросил он. - Что-то мне ваш фотографический портрет неизвестен.

– И правильно, - ухмыльнулся чернявый. - Ты ж на каторге сразу к Иванам приткнулся, а я с фармазонами кашу варил. Факира и Туза Пик помнишь?

Он шагнул, протянул руку и вытащил из-за воротника встрепенувшегося Басюка зажженную папиросу, картинно сделал затяжку и выпустил несколько дымных колец.

– Ну, допустим, - заинтересованно сказал Кумок. - Садись.

– А ты, значит, в иваны вышел, - усаживаясь на скамью и оглядывая горницу, сказал пленный. - Я так и думал. Как ты Кумылгу завалил, я сразу сказал, что парень себе путевку в большой мир выписал.

Воспоминание о Кумылге было приятным, но Кумок сумел сдержать улыбку.

– Твоя шмара? - чернявый нахально и с нескрываемым интересом оглядел любовницу атамана.

– Обзовитесь, - потребовал Кумок.

– Я - Леня Медник, - чернявый указал на товарища: - А это Сережа Африка. А мандаты… Так кто ж сейчас по чужим местам без хороших ксив ездит?

– А к нам, значит, в гости? - догадался Кумок.

– К вам мы вообще не собирались, - сказал приезжий бандит. - Это случайно вышло. Мы в Лукоморск ехали по хорошему делу, да кто-то, видать, сдал нас местным сукам.

Он неторопливо расстегнул китель, задрал нательную рубаху, показывая Кумку сложную татуировку на груди: